... почти все, чем мы владеем, нам дали мертвые… наш язык и наши знания, способность чувствовать себя счастливым и способность приходить в отчаяние. И вот, надев платье мертвеца, чтобы вернуться снова к жизни, я понял, что все, в чем мы считаем себя выше животных — наше счастье, более личное и более многогранное, наши более глубокие знания и более жестокая душа, наша способность к состраданию и даже наше представление о боге, — все это куплено одной ценой: мы познали то, что, по разумению людей, недоступно животным, познали неизбежность смерти.
— Хорошо. Значит, мы сегодня празднуем.— Что именно? — спросила Лилиан.— Каждый что-нибудь свое, — сказал он затем.
— У меня такое чувство, будто я оказалась среди людей, которые собираются жить вечно. Во всяком случае, они так себя ведут. Их настолько занимают деньги, что они забыли о жизни.
— А ведь во время воины все люди дали себе клятву, если останутся в живых, не повторять этой ошибки. Но человек быстро все забывает.
Она чувствовала себя среди платьев и туфель как пьяница в винном погребе.
— Чтобы ты мог контролировать меня?
— Нет, чтобы ты экономила деньги. Грешно тратить столько на платья. Можно подумать, что они из золота.
— Они и впрямь из золота, только ты этого не замечаешь.
Резка. Что он называет резкостью? И разве я резка? А может, у меня просто нет времени деликатно обманывать, прикрывая горькую правду фальшивой позолотой хороших манер.
— Вам следует жить на Вандомской площади.
— Просто поразительно, — сказала Лилиан. — Сколько людей знают, где мне жить, лучше, чем я сама.
Она казалась себе умирающим воином, которого соблазняют прелестями жизни. Но потом ей вдруг стало скучно. Она почувствовала себя так, словно была единственным здоровым человеком среди всех этих людей, которые гнили заживо. Их разговоры были ей непонятны. Все, к чему она относилась безразлично, они считали самым важным, а то, к чему она стремилась, было для них почему-то табу. Предложение виконта де Пестра показалось ей, пожалуй, наиболее разумным.
Я не хочу, чтобы ты швирялась своей жизнью, словно єто деньги, потерявшие всяку цену.
Должна же быть ещё другая, незнакомая мне жизнь, которая говорит языком книг, картин и музыки, будит во мне тревогу, манит меня... "
Неужели он не видит, что я, подобно ситу, сразу же теряю все? Что я ничего не в силах удержать надолго?
Ты считаешь, что я бросаю на ветер свои деньги, а я считаю, что ты бросаешьна ветер свою жизнь
Жизни не надо смотреть в лицо, достаточно ощущать ее.
Они не понимают жизни, — думала она. — Они. живут так, как будто намерены жить вечно. Торчат в своих конторах и гнут спину за письменными столами. Можно подумать, что каждый из них — Мафусаил вдвойне. Вот и весь их невеселый секрет. Они живут так, словно смерти не существует. И при этом ведут себя не как герои, а как торгаши! Они гонят мысль о быстротечности жизни, они прячут головы, как страусы, делая вид, будто обладают секретом бессмертия. Даже самые дряхлые старики пытаются обмануть друг друга, преумножая то, что уже давно превратило их в рабов, — деньги и власть.
Ведь женщина может бросить возлюбленного, но ни за что не бросит платья.
Человек, которому предстоит долгая жизнь, не обращает на время никакого внимания; он думает, что впереди у него целая вечность. А когда он потом подводит итоги и подсчитывает, сколько он действительно жил, то оказывается, что всего-то у него было несколько дней или в лучшем случае несколько недель. Если ты это усвоил, то две-три недели или два-три месяца могут означать для тебя столько же, сколько для другого значит целая жизнь.
